«Словесный памятник» железнодорожнику Давыду Андреевичу Спириденко
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Мы знаем эту дату из книг, но есть люди, для которых то июньское воскресенье – часть личной истории.
Людмила Семёновна Михайлова (Морозова) была маленькой девочкой, когда началась война. У девочки был любимый дедушка, который работал проводником на железной дороге. 22 июня 1941 года – последний день, когда она его видела.
Всю жизнь Людмила Семёновна пыталась найти хоть какую-то информацию о его судьбе. На 87 году жизни она написала в наш Музей письмо, посвящённое памяти дедушки-железнодорожника.
Здесь – история семьи, счастливые детские воспоминания, характеры и судьбы людей, вставших на защиту Отечества.
«Своим письмом я хочу поставить словесный памятник моему дедушке Спириденко Давыду Андреевичу в стенах Вашего музея, раз его нет на Земле», – пишет Людмила Семёновна.
Здравствуйте, уважаемые сотрудники музея железных дорог России!
В «Комсомольской правде» за 30 октября 2020 г. была опубликована маленькая заметочка о Вашем музее, который называют «Железнодорожным Эрмитажем».
В силу преклонного возраста и огромного расстояния от Петербурга до Владивостока, я уже побывать там не смогу. Но рассказать о своём замечательном дедушке – железнодорожнике – сочла нужным, т. к. в нашем государстве о нём осталась всего одна запись: «пропал безвестно» или: «в архивах сведений нет».
Я все послевоенные годы писала в различные инстанции, чтоб узнать куда и где пропал мой дедушка Спириденко Давыд Андреевич, но так и не нашла о нём хоть каких-то сведений. Полагаем, что его поезд попал под бомбёжки и он, таким образом, в нём и погиб, может даже в первые времена войны под Ленинградом.
Высылаю Вам копию фотографии, на которой он запечатлён со своей супругой Марией Ивановной Спириденко и их детьми: Костей (на руках у бабушки) и моей мамой Ольгой. Эта фотография каким-то чудом была сохранена моей бабушкой и передана мне как самая дорогая реликвия в нашей семье.
Расскажу всё о семье наших предков.
Моя бабушка родилась в селе Никольское Тосненского района, где всегда жили её предки. Закончила там 4 класса церковно-приходской школы и безбедно жила со своей сестрой Анной Ивановной в родительском доме, который стоял рядом почти с церквей. Они жили за счёт своего хозяйства, хотя почти весь скот у и них был в годы раскулачивания отобран. Но их никуда не сослали, и они продолжали жить в своём доме.
На балы они с сестрой ездили в Питер, где и нашли себе мужей. Старшая Анна вышла замуж за московского чиновника Пичугина и уехала к нему жить. А младшая Мария привезла в Никольское примака (так звали в селе парней, которые женились на местных девушках). В Никольском в ту пору примаки не приветствовались т.к. своих женихов хватало. Но нашей бабушке Давыд очень понравился и она, вопреки воле родителей, вышла за него замуж и оставила жить его в родительском доме…
Я со своими родителями жила в Ленинграде, где и родилась 31.12.1933 г. Меня часто отвозили на дачу к бабушке и дедушке в Никольское, где я была у них первой внучкой, и жилось мне там особенно привольно в окружении любящих деда и бабушки, и их родни.
В силу того, что перед войной я была несовершеннолетним ребёнком и моё замечательное беззаботное детство было счастливым – мне даже в голову тогда не приходило поинтересоваться биографией деда и даже его возрастом, о чём я горько сожалею всю свою жизнь.
Я знала лишь то, что наш дедушка родом с Украины и был оттуда призван на Первую мировую войну. С боями её прошёл и после заключения мира, оказался в Петербурге при штабе из-за своего невероятно красивого почерка. Так полагала бабушка.
Демобилизовавшись с армии, дед устроился работать на Октябрьскую железную дорогу. Перед войной он работал проводником на железной дороге. Великим праздником для всех нас было его возвращение домой из поездки. Дом бывал в то время завален подарка и для всех родных и близких. Он был очень весёлым и доброжелательным человеком, который всем приносил радость.
Помню появление в нашем доме огромных игрушек-зверюшек из белого гипса. Дед с юмором нам, внукам, рассказывал как они (эти зайчики, лисички, медведи и пр.) якобы поджидали его поезд на какой-нибудь станции и просили его забрать их к себе домой. Эти фигурки хорошо смотрелись в саду, но для нас, детворы, это были, как бы, живые персонажи и мы с ними разговаривали.
Зимой дед меня (и других внуков) катал вдоль дороги на санках-финках и рассказывал про Папанина, который жил в палатке в Северном ледовитом океане на льдине, а вокруг бродили белые медведи. И привозил мягкие игрушки этих белых медведей и птиц. Рассказывал нам, что люди научились летать как птицы на своих самолётах и главным героем был – Чкалов. А мне он рассказывал, что и женщины научились летать на самолётах и пролетели через всю страну на Восток, их самолёт упал в тайгу, где бродили медведи и тигры, но они выжили потому, что все эти люди, в том числе Гризодубова, Осипенко другие – были героями и советовал нам быть такими же сильными и мужественными в жизни.
Мальчишками (моим двоюродным братьям Олегу и Юрию) он из дерева выстругивал наганы и ружья, рассказывал им, что на Востоке идет война с японцами и они должны научиться быть воинами и защищать свою страну. Они, вооруженные этими винтовками и наганами, браво маршировали по селу и пели песню: «Синее море, красный пароход. Сяду и поеду на Дальний Восток. На дальнем Востоке пушки гремят, солдатики убитые военные лежат. Мама будет плакать, папа – горевать, а я поеду – врагов убивать: (как в воду глядели – всем пришлось повоевать).
У нас на ДВ в Славянке есть музей, рассказывающий про события тех лет, и в качестве экспоната там есть этот маленький танк, про который нам дед рассказывал.
А еще во время отдыха между поездками, дедушка приводил все свое домашнее хозяйство в полный порядок, которое ждало его помощи. Ходил за грибами со своим большим плетёным коробом на лямках за спиной и приносил всегда полный короб грибов и в лукошке – ягод. Любил рыбачить сетями на озере и с удочкой на реке.
Самым славным человеком в нашей семье почиталась бабушка: она была суровой, но всегда справедливой. Семья ее, кроме деда, состоялась еще и из трех их детей: дочки и двоих сыновей. Старшей была моя мама Ольга Давыдовна. Она рано покинула отчий дом, уехав в Ленинград. Встретила там курсанта Военно-Морского училища, Семёна Морозова и вышла за него замуж. Судьба его забросила в Л-д потому, что в годы голода он остался сиротой на Алтае и как лучшего ученика его послали учиться в Ленинград. Мы жили в коммунальной квартире, но перед войной, после окончания училища, отец получил отдельную квартиру на ст. Дачное, т.к. у нас родился мой младший брат Саша. Мама была в отпуске.
Сын Константин Давыдович с семьей жил в бабушкином доме, работал на Ижорском заводе, жена Женя у него была по национальности финка, придерживалась строгой дисциплины и порядка, может поэтому их сын Олег был очень тихим и неконтактным мальчиком. Ещё у них перед войной родилась маленькая Алла.
А вот во второй семье сына Сергея Давыдовича мне всегда было комфортно, весело и интересно. Его жена Муся происходила из купеческого рода Ляминых. Жили они рядом, в их доме на первом этаже был магазин и мы, ребятишки, туда часто бегали за сладостью. Если у тети Жени нельзя было ни до чего дотрагиваться, чтоб не нарушить порядок в доме, тоу тети Муси можно было не только драться всеми подушками, а и прыгать на кроватях, как на батуте. За беспорядок нас не ругали, а заставляли все убрать.
Мы могли с Юркой и его пацанами бежать на улицу на все четыре стороны, никому не докладываясь об этом. Часто за свои проказы получали нагоняй от бабушки и шли за утешением к деду. Как-то мы залезли в чужой сад за яблоками. Бабушка не только нас отругала, но и ремешком досталось. А дед поступил так: спросил Юрку: «Зачем полез воровать яблоки в чужой сад, если свои есть, да еще и Милу (так меня звали в детстве) прихватил?» Юрка ответил: «Рвать у себя яблоки в саду скучно, а в чужом – все время надо быть начеку и уметь быстренько через забор удрать, чтобы не догнали». Дед взял с нас слово, что воровать мы больше ничего не будем, пообещал из командировки привезти нам всяких фруктов, кроме яблок и повел через Графский мост к Саблинским пещерам. Нам там очень понравилось везде лазать, и мы забыли про сад. А еще он нас катал на плоту по реке и научил перебираться на другой берег по частоколу, где мы принимались карабкаться по отвесному высокому берегу, чтобы посмотреть сверху вниз.
Церковь в селе была разрушена после революции, но за ней по косогору, спускалось заброшенное старинное кладбище, с монументальными крестами на заброшенных могилах, обнесенных камнем и с землей, поросшей мохом. Мы там с любопытством разглядывали подписи…
Но моё золотое детство у дедушки Дони и бабушки Мани оборвала война, начавшаяся 21.06.41 г.
В этот день, было воскресенье, мы все собрались в бабушкином доме по случаю приезда из Таллина маминого брата Сергея. Он служил на ту пору в армии и в 1939 г. попал туда вместе с частями Красной Армии, что вошли в Прибалтику. А в июне 1941 г. получил отпуск и приехал к семье в Никольское. У них с Мусей к тому времени была еще и дочка Лида. Все радовались встречи и собрались по этому поводу у бабушки.
Про войну услышали по радио – висел на стенке черный конус, вот он и сообщил всем нам эту весть.
Первым из-за стола встал Сергей: «Я военный и должен быть в своей части». Муся заплакала, и они с детьми пошли собираться в дорогу. За ними вышел и Константин: «Надо съездить на завод» – сказал он жене, та перечить и плакать, как Муся, не стала. У них в семье были свои суровые порядки.
Засобирались в Ленинград и мои родители. Мама пошла договариваться с бабушкой, чтобы нас с Сашей оставить у неё, пока она выйдет на работу. Отец должен был, как военный корреспондент, явиться в редакцию «Водник» и получить там указания.
Не отстал от своих детей и наш дедушка Давыд Андреевич. Все мы и вокруг все соседи знали, что у деда есть его большой начальник – нарком железных дорог – Каганович Л.М. Когда, бывало, раньше он уходил на свою службу (работу), все провожали его словами: «Передавай привет Лазеру Моисеевичу от нас». Дед, улыбаясь, соглашался передать. А на сей раз он был очень озабоченным, только и успел сказать: «Я еще забегу и все объясню». Переоделся в свою форму, одел фуражку, ничего не взял с собой, кроме документов и побежал в депо.
Больше мы его с этого дня никогда не видели. Бабушка всю жизнь, как зеницу ока хранила этот портрет и повторяла: «Только смерть могла заставить его не вернуться домой. Она всю жизнь любила его и ждала его возвращения. Никакие запросы по поводу его судьбы, после того, как он ушел в депо (какое, я не знаю) Октябрьской железной дороги, не прояснили судьбу пропажи безвести. Я, единственная довоенная, кто его знал и помнил. И поэтому не могу смириться с мыслью, что его имя должно быть потеряно только из-за того, что не сохранились те архивы, в которые он должен быть вписан, как человек, живший в СССР и ушедший на войну, защищать свою семью и страну, служа Родине железнодорожником.
Своим письмом я хочу поставить словесный памятник моему дедушке Спириденко Давыду Андреевичу в стенах Вашего музея, раз его нет на Земле.
С уважением Людмила Семеновна Михайлова (Морозова)
К сожалению, в архиве Октябрьской железной дороги сведений о Давыде Андреевиче Спириденко не обнаружено. Мы публикуем это письмо со словами бесконечной благодарности Давыду Андреевичу и всем тем, кто победил в Великой Отечественной войне.